Известный российский телекритик Ирина Петровская в интервью DW поделилась своим взглядом на отказы в предоставлении театральных площадок «Театру.Doc» и концертных залов Юрию Шевчуку, а также о цензуре в России в целом.

Один из авторитетнейших российских телекритиков, журналист Ирина Петровская в интервью Deutsche Welle рассказала о своем видении ситуации с цензурой в России в свете последних событий: отказа в предоставлении сцен спектаклю «Берлуспутин» коллектива «Театр.Doc» в Петербурге, запрета на концерты Юрия Шевчука в Сибири и бессрочно отложенной выставке Марата Гельмана «Родина» в Новосибирске.

DW: Можно ли сказать, что цензура в России достигла своей кульминации?

Ирина Петровская: Мы не можем быть уверенными, что это кульминация, но можно сказать, что цензура в России приобретает бредовые формы, ведь в условиях все большего распространения интернета все моментально становится известным и подвергается обсуждению и осмеянию. Цензура эффективна только в абсолютно закрытом обществе. У нас же все, кто пытается что-то запретить, выглядят исключительными идиотами.

— Получается, что власть действует себе же во вред — чем сильнее цензура, тем больше ее высмеивают?

— Да, но надо понимать, что высмеивание происходит среди продвинутого класса. Ужас же заключается в том, что основная электоральная часть аудитории — телевизионная, и то, что не показали по телевизору, для нее не существует. Поэтому с одной стороны, можно говорить, что цензура неэффективна, но с другой — она достигает своей цели. Люди часто даже не подозревают о том, что происходит. Так было, например, с протестными акциями после 4 декабря. Потребовалось больше недели, чтобы сюжеты об этом появились на федеральных каналах.

— Какие СМИ в наибольшей степени подвергаются цензуре? И есть ли цензура в театре?

— В первую очередь цензуре подвергается телевидение. По большому счету это единственное средство массовой информации, которое находится под тотальным контролем. Театр — это территория свободы. Тот факт, что некоторые сцены отказываются от спектаклей, — это личная перестраховка. Есть тупые трусливые чиновники от культуры на местах, которые боятся, как бы им не перепало за то, что они предоставили площадку тому или иному театру или исполнителю.

Именно это мы наблюдаем в Петербурге со спектаклем «Театра.Doc» «Берлуспутин». Он уже поставлен и идет в Москве, преследований пока не было, но инициатива питерских чиновников — вот такая. То же — с концертами Шевчука. Слышали, что это человек неоднозначный, решили на всякий случай отказать ему в площадке. Уверена, что они не получали никаких циркуляров из Москвы, это их личное решение.

— Можно ли говорить, что в СМИ крайне высок уровень самоцензуры?

— Абсолютно. Зачастую все начинается с самого журналиста, который себя ограничивает и старается обходить острые углы. По сравнению с телевидением печать немного свободнее, но это связано с тем, что аудитория телевидения и печатных СМИ несопоставимы по масштабу.

— Видите ли вы какие-либо аналогии с советской цензурой? Дойдем ли мы до эвфемизмов и иносказаний в тех же театрах?

— Кстати, это способствует развитию языка и бывает порой интересно. Если говорить о театре и кино, ничего сопоставимого с советской цензурой нет. Тогда она была тотальна. Существовали худсоветы, люди от Минкульта, которые принимали спектакли. Этого пока нет. Что касается телевидения и печати, то сопоставимые вещи есть. Часто они заключаются даже не в характере цензуры, а в стилистике, в избыточности официоза, в непропорциональном по сравнению с другими сюжетами освещении всех движений двух первых лиц государства. Достаточно было посмотреть на сюжеты со съездов «Единой России». Технологически они были сделаны как американские предвыборные шоу, но по внутренней сущности очень напоминали съезды КПСС со всеобщими одобрениями, голосованиями и аплодисментами.

— Почему власть использует такие топорные методы? Это проблема недоразвитостиPR-технологий или сознательное наплевательство?

— Думаю, они так оценивают свое население. Чем грубее пропагандистские приемы, тем эффективнее. И с этой публикой — некритичной по отношению к действительности, неспособной к самостоятельному анализу — это работает. В этом и заключается огромный цинизм — власть продолжает считать население быдлом и прекрасно понимает, что на эту категорию людей все методы, включая самые топорные, очень хорошо действуют.

— Есть ли у нас деление на запрещенную сатиру и показательно-оппозиционную?

— Сатира — признак демократически развитого общества, а в отсутствие основ демократии сатиру в публичном пространстве не терпят. Мы знаем, с чего начался разгром старого НТВ: Путин обиделся на программу «Куклы», где был выведен в образе гофмановского крошки Цахеса. Такая власть не признает сатиры и борется с ней. Поэтому, например, «Гражданин Поэт» существовал только в интернет-пространстве, на радио и в печатных версиях, но не на телевидении. Однако власти действительно нужно периодически предъявлять в качестве витрины некие примеры свобод. Поэтому, например, на РЕН ТВ существует «Неделя» с Марианной Максимовской, а на НТВ — «ЦТ».

Если продолжать аналогии с советской цензурой, то тогда было то же самое: официоз в лице «Гостелерадио» и газеты «Правда» и — для вывески — «островки гласности»: «Литературная газета», «Московские новости». Это нужно для того, чтобы было, что предъявить «западным клеветникам», которые говорят, что у нас плохо со свободой слова.

— Возможна ли в России цензура в сети?

— Способов, кроме тотального запрета и временных хакерских атак, нет. Думаю, до последней черты они не дойдут, потому что тогда им придется многое потерять, а мы знаем, у кого и где учатся дети, и где хранятся капиталы. Белорусский путь с мораториями и невыездами за границу в этом смысле мало кого прельщает. Будет ли в дальнейшем усиливаться цензура в целом, покажет время. Думаю, в любом случае оттепели нам ждать не приходится.

 

Источник: Немецкая волна