Тамара Калеева: «Если запретить использовать публичные способы самозащиты, может начаться беспредел»

В студии «Радиоточки» в рамках рубрики «Есть мнение» — президент Международного фонда защиты свободы слова «Адил соз» Тамара Калеева.

— Тамара Мисхадовна, расскажите, как вы смотрите на то, что юристы и правозащитники создают различные общественные организации либо вступают в них для лоббирования интересов своих клиентов и привлекают общественное внимание к судебным процессам? Правильно ли это?

— Я считаю это абсолютно нормальным, у нас гласность судопроизводства, у нас открытое общество, демократическое, и человек защищает свои интересы законными способами. Я понимаю ваши сомнения, что это доступно не всем, не все имеют прямой выход на СМИ, не все умеют писать или красиво говорить. Но есть и другая сторона. Взять, к примеру, недавний случай с девочкой, сбитой автомобилем во дворе. Это же не значит, что женщина-водитель не может обратиться в СМИ, выступить с каким-то заявлением, пусть пытается, это ей не запрещено делать, а если она не хочет этого делать, то она выражает недовольство вот этой оглаской, может быть, в тиши можно было бы что-то «по-свойски» урегулировать. Эта огласка всегда привлекает внимание к вопросам правосудия, и я считаю, что это гарантия того, что суд будет более объективным и беспристрастным, нежели все это делалось под покровом тишины и тайны. Не вижу тут ничего абсолютно плохого.

— А если поговорить о создании «нужного» общественного мнения, когда факты подаются односторонне или не в полном объеме? На ваш взгляд, не нарушают ли казахстанские СМИ в погоне за сенсационностью принцип объективности?

— Никто не лишает вторую сторону права выступать со своими аргументами и мнениями. Профессиональный журналист всегда обращается ко второй стороне, это залог объективности любого средства массовой информации. Если журналисты этого не делают, то это минус их профессионализму. Если вторая сторона конфликта этого не делает, не пытается публично обратиться, то это говорит или о слабости ее аргументов, или о чем-то другом, их никто не лишает этого права. Я считаю гораздо более важным то, что без огласки происходят просто преступные вещи. Замалчивание таких конфликтов гораздо опаснее, чем преобладание какой-либо одной позиции, ведь второй стороне никто не мешает доказывать свою правоту. Я так много слышу подобных опасений от различных аксакалов, и мне абсолютно не нравится желание усмирить нашу прессу, сделать ее приглаженной, стабильной, как говорил Гоголь, «дамой, приятной во всех отношениях», у нас есть достаточно государственных изданий, которые все это выполняют, их слишком много даже. Да, есть погоня за сенсационностью, есть погоня за читателем и зрителем – но без них не существуют СМИ, если даже есть какой-то крен излишний, у людей есть мозги, разберутся и скажут: здесь что-то нечисто, дутая сенсация. Опасность только в замалчивании.

— Давайте поговорим и об ответственности СМИ. Где граница между информированием и манипулированием сознанием? Что входит в понятие «давление на суд», чем это может грозить для издания?

— Это самый главный вопрос, я считаю. Это краеугольные основы гласности и правосудия. У нас есть в действующем административном кодексе статья, над которой мы долго смеялись. «Воздействие на суд СМИ, предрешение СМИ результата судебного разбирательства» — штраф до 20 МРП. А почему судья должен прислушиваться к публикациям и общественному мнению? Судья у нас по закону независим, он подчиняется только закону и собственной совести. Если он меняет позицию свою из-за публикаций в СМИ – какой же это судья? И вот, теперь мы получили новый административный кодекс и новый уголовный кодекс, которые с первого января 2015 года вступят в силу. Там в адмкодексе этой статьи уже нет, но сохранилась статья в уголовном кодексе «Воздействие на суд» – и в ней формулировка очень сомнительная, потому как прописано «воздействие на суд в какой бы то ни было форме». Что это значит? Одно дело — угроза, попытка подкупа, влияние родственников, начальство, а другое дело – публикация в СМИ, она воздействует или нет? Это уже будет только от судьи зависеть, при этом там уже наказание гораздо серьезнее, ограничение свободы или даже лишение свободы. Вот это может реально тревожить.

А еще больше нас сейчас тревожит проект гражданского процессуального кодекса. Его разработал Верховный суд, мы с ними работаем, убеждаем их изменить эту формулировку. Там формулировка такая – «прямое публичное опровержение суда – запрещается, пока приговор не будет отменен в судебном порядке». То есть вступил в силу приговор, а общественность не имеет права комментировать и обсуждать этот приговор. Мы закон должны исполнять, но имеем полное право его обсуждать. Есть же свобода мнений, конституционная гарантия, свобода слова. Кроме того, есть практика: если человек не сможет в СМИ сказать, что меня или ближайшего человека несправедливо осудили или разорили, то к чему это может привести – к физическим расправам. Нельзя закрывать этот котел. Если адвокаты, участники процесса, их родственники не будут использовать легальные публичные способы самозащиты, у нас может начаться беспредел, это не исключено.

— Не создается ли у вас впечатления, что в сегодняшних реалиях власть слишком пристально следит за общественным мнением и обсуждениям в соцсетях и Казнете и слишком рьяно реагируют на это? Как вы оцениваете эту ситуацию?

— Очень правильный термин – «следят». Они следят за общественным мнением – негодуют, раздражаются, оскорбляются, но они не участвуют в этих обсуждениях. Наша власть настолько закрыта, все люди, которые участвуют в государственной жизни, не снисходят до публики, до общества. Если они видят какой-то оскорбительный или неправильный комментарий, оценку, они никогда не выступят следом и не скажут: нет, вы не правы, это было не так. Они власть, высшие члены общества.

Недавно был случай у нас, не буду называть фамилий, журналист и защитник писали-писали о том, как неправильно идет судебный процесс, судья слушала, а потом подала иск на то, что журналист ее оклеветал, и оказалось, что журналист действительно что-то перепутал и был неправ. И когда уже дошло почти до финишной прямой, они наконец-то встретились, журналист повинился, судья простил, и все закончилось мирно. Почему она сразу не написала? Она могла написать: а вот дело было вот так и вот так, вы ошибаетесь. Разжигают вот эти все ситуации наша инерция, власть, и властные люди не вступают в общение с обществом. Власть должна активно участвовать в социальных сетях. Вместо того чтобы позвонить или написать: уважаемый, вы ошиблись вот здесь, исказили факты, вот то и вот то — они предпочитают испытывать унижение, страх, гнев, обиду, оскорбление, сразу в суд и угроза судебного заключения. Я надеюсь, мы это перерастем.

Источник: Радиоточка — http://www.radiotochka.kz/news/full/3868.html