Твоя моя совсем не понимай

У казахского языка нет противников, зато их много у методов, которыми власти его внедряют. Таков общий итог дискуссий, которые развернулись в Интернете после обнародования инициатив Министерства культуры Казахстана, изложенных в законопроекте «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам государственной языковой политики» (текст доступен по ссылке: http://online.prg.kz/Document/?doc_id=31036720).

Власть может остаться или смениться сама собой, экономика внезапно диверсифицироваться, реки потечь вспять, но казахский язык без продуманных и решительных мер по укреплению его статуса останется не государственным, а бытовым, таков общий смысл высказываний комментаторов на интернет-форумах по поводу очередной идеи реформировать или, точнее, навязать населению Казахстана новую государственную языковую политику.

Озабоченность Министерства культуры понятна, и решения вполне предсказуемы: язык развивают не культурой, а «мерами», главная среди которых - квотирование. Чиновники в очередной раз решили, что неоригинальные переименования («...изменение транскрипции названий площадей, улиц, парков, скверов, мостов и других составных частей населенных пунктов...») и вымученность («...число казахских групп и классов должно быть не менее 50 процентов...») способны поправить дела. Поэтому и без экспертных оценок активные граждане уже сейчас обсуждают два наиболее вероятных варианта последствий принятия законопроекта в существующем виде.

Первый чрезвычайно прост: все останется, как и было — без сдвигов и потрясений, лишь ко всем известному набору «дәріхана, көшесі, азық-түлік и жарнама» добавится еще пара исторически актуализированных предложений в стиле «Халық пен партия біртұтас!», а в органах власти расширятся штаты, закрепив между чиновником и просителем посредника-переводчика.

Второй вариант напоминает змею с двумя хвостами, кусающую себя попеременно за оба: ни русским, ни казахам — никому — ничего хорошего законопроект не сулит, наоборот, укореняет в обществе мысль, что любое решение, исходящее сверху, продиктовано лишь желанием чиновничества самоутвердиться.

Итак, сначала возмутились русскоговорящие. Общий смысл первой волны комментариев был примерно таким: «До каких пор власти будут решать проблемы казахского языка не разработкой программ и методик, а ограничивая сферы применения русского? Почему законопроект противоречит Конституции и фактически выдает карт-бланш националистам?»

Ответ нашелся быстро, не в первый раз в информационных поводах родом из Астаны прослеживается злая закономерность: «Все эти националистические, а в данном случае языковые, вопросы, как по взмаху волшебной палочки, появляются именно тогда, когда народу есть что обдумать, например последние события в ЗКО; просто бросают очередную мыслишку, лишь бы отвлечь внимание общественности».

Сторонники с «казахской стороны» соглашались, что законопроект способен отвлечь внимание от экономических неудач и социальных потрясений, но в то же время заявляли о праве казахского языка быть повсеместным и основным и признавали своевременность инициатив Министерства культуры.

«Что за возмущение? Найдите мне страну, которая бы не говорила на своем государственном языке? Страны СНГ давно говорят на своих языках, из-за непонятной осторожности первого (Н. Назарбаева — ред.) до сих пор говорим о переходе на казахский язык. Надо принять закон об обязательном знании государственного языка, и этот закон должен быть исполнен! Хватить плакать!»

В действительности никто не плакал. Эксцентричный патриотизм оппонентов («Если бы не Россия, Казахстана бы не существовало!» — «Если бы не Казахстан, СССР не выиграл бы войну!» и т. п.) быстро переходил в конструктивное русло: что делать, если казахский все же утвердят чиновничьим языком, как его учить при сохраняющейся нехватке дидактических материалов, как коммуницировать с властью и друг с другом?

Мало кто смог смириться с предполагаемым языковым апартеидом, который может разделить не только русско- и казахскоговорящих, но и самих казахов. Русский язык, несмотря на свой второстепенный юридический статус, является основным средством общения более чем для 80% населения республики. У казахского языка нет противников, зато их много у методов, которыми казахский язык внедряют, однако национально ориентированными участниками дискуссий это важное обстоятельство игнорируется. Поиск идентичности и исторический сумбур привели к тому, что между понятиями «уважение к культуре» и «знание языка» поставлен знак равенства и любые попытки оспорить необходимость поспешной казахизации для многих автоматически означают посягательство на национальную культуру...

«Критический момент с казахским языком был еще в 90-х, когда целое поколение казахов забыло свой родной язык в эпоху тотального закрытия казахских школ во времена СССР. Теперь растут дети того обрусевшего поколения! Дальше будет еще хуже, если не принять решительных мер. Русскому населению Казахстана, конечно, не понять казаха, который думает о своем родном языке, если бы русские Казахстана были на месте казахов, они бы думали по-другому».

«Казахстан не Прибалтика, не Узбекистан и прочие мононациональные государства, где все просто по поводу госязыка. Считаю, что мы, казахстанцы, выиграли, взаимообогатились по многим направлениям. Сейчас для Казахстана языковой вопрос — один из самых болезненных, но сколько раз уж мы убеждались — все, что делается через приказы (законы, указы), на поверку выливается в еще большую проблему», — отвечали сторонникам нового законопроекта.

Особая тема — государственный язык и Нурсултан Назарбаев. Никто не может сказать наверняка, какую позицию занимает президент (впрочем, как и по большинству других вопросов). Первое десятилетие независимости с идеей возрождения национального самосознания ничем, кроме небывалого оттока русскоязычного населения, так и не ознаменовалось. Последние 10 лет претензии копятся у казахскоязычных сограждан — по их мнению, Назарбаев идет на поводу у тех, кто государственный язык осваивать не желает, что не только не способствует его развитию, но и мешает адаптации репатриантов. Разумеется, наряду с языковой в спорах раскрывался широкий спектр иных государственных недоработок.

«Что чувствуют казахи, приехавшие сюда из-за границы на ПМЖ, знающие казахский и не знающие русского языка? Они чувствуют себя изгоями на своей исторической родине! Поэтому число казахов, приезжающих в Казахстан на ПМЖ, сокращается, никто не хочет ехать сюда! Без русского языка их не берут на работу, без русского языка они не чувствуют себя полноценными гражданами нашей страны!» — утверждали одни.

Им отвечали: «Много ли среди них высококвалифицированных специалистов? На какую именно работу они пытаются устроиться, но их не берут? Может, причина не только и даже не столько в том, что они не владеют русским языком? А число переезжающих сокращается по большей части из-за того, что не видят для себя перспектив в Казахстане».

Завязалась дискуссия: «Не хотят ехать казахи в первую очередь из-за языка, потом уже из-за экономических причин».

«Не в первую. Если бы они были в большинстве своем специалистами высокого класса и, помимо казахского, знали бы английский, устроились бы на работу только так».

После того как страсти взаимных этнических претензий улеглись, настал черед высказаться неравнодушным знатокам. Если бы Министерство культуры своевременно поинтересовалось мнением людей, законопроекты не вызвали бы сегодняшних разногласий и не порождали бы взаимных обид. Всерьез интересующиеся судьбой казахского языка поведали много интересного.

«Язык надо развивать, и законами этого не сделаешь. Надо обратиться к той же русской истории, да и многих других языков — все крупные языки по разным причинам когда-то стояли перед проблемой обновления, актуализации и универсализации. Ничего смертельного, объективно существующая проблема, которую надо решать последовательно, начав с обучения. У меня дети — ровесники независимости, казахский знают плохо, потому что плохо преподавали, а английский — свободно, потому что преподавали хорошо. И все, никакой политики и национализма».

«Вот такое наблюдение: нет собственных шрифтов. Заботящаяся о себе нация делает свои шрифты, за 20 лет не сделали ни одного казахского шрифта, хотя о делопроизводстве разговоры разговаривают все 20 лет и рекламный бизнес — один из самых первых относительно широко и успешно развившихся в республике. Как говорится, если сам себя не любишь, никто тебя не полюбит, так и с языком».

«Язык развивается только в комплексе. Сделаете упор на разговорный казахский, получите через десять лет низовой русско-казахский жаргон. Надавите на делопроизводство — выйдет убогий канцелярит. Только художественные произведения, становящиеся достоянием народа, могут развить язык, остальные попытки провалятся».

«Знаете, как оно произойдет, чтоб нормально было всем? Казахский объективно нигде не нужен сейчас, но две сотни слов я знаю и худо-бедно что-то сказать могу. Дочка уже знает слов 500, предложения, обороты, поговорки и всякое такое. Больше, чем я, знает, но и ей казахский незачем пока. Однако внучка будет сама собой из-за телека и школы знать 1500 слов, а это уже приличный лексикон. Не развитие языка, но запас нормальный. Так же казахи русский учили, несколько поколений. Если за это время, до внучки моей, казахи-носители создадут нужное всем казахское наполнение жизни, не будут давить на неказахов и не устроят сегрегацию, все будет нормально, мир и взаимопонимание».

Казахскому языку необходима модернизация как в лексическом составе, так и в областях применения — с этим согласно подавляющее большинство обсуждающих в Интернете законопроект. Приблизительно три четверти комментаторов уверены, что востребованность языка в значительной степени зависит от общего уровня жизни, а не от чиновничьих деклараций и что развить казахский через акиматы невозможно. Половина спорщиков (независимо от языковой ориентации) считает, что гораздо важнее качественно преподавать язык начиная с детсадов, чем переделывать названия улиц и городов. Около 20% поддерживают тезис «Овладение языком должно стать долгом и обязанностью каждого гражданина Казахстана, стимулом, определяющим личную конкурентоспособность и активное участие в общественной жизни». Совсем мало тех, кто видит Казахстан мононациональным государством.

В одном сошлись противники и апологеты — во мнении об истинных целях министерства. Учебники и учителя, программы, переименования, курсы, переводчики, надзор за исполнением и штрафы. Все это можно заменить одним словом — огромные бюджетные деньги.

«Чиновникам, отвечающим за языковую политику, нужно заниматься делом, а не распилом бабла. Робяты, ну неужели до вас не доходит, почему через 20 лет кзнезависимости и провозглашения кзязыка государственным фактически более распространенным во всех сферах жизни является русский язык?»

Иными словами, очевидно, что озвученные Минкультом меры благоприятнее всего скажутся не на языке, а на карманах разработчиков, 20-летний застой тому подтверждение. В Казахстане, увы, освоение бюджетов давно превратилось в национальную идею, и поводов предполагать, что обсуждаемый законопроект будет реализован как-то иначе, у людей нет. Несмотря на разногласия и человеческую готовность менять и меняться, вариант — все останется как есть до неведомых лучших времен — похоже, более реален.

Источник: Информационно-аналитический сайт «Республика.kz»