Хочу цензуру!


Во времена розовой юности работал в молодежной газете. Помнится, шла обычная работа над номером. Вдруг в комнату к дежурному редактору зашел незаметного вида человечек в черных нарукавниках, как у про­давцов селедки. "Уважаемые товарищи журналисты, — сказал он тихим вкрадчивым голосом, — требую это стихотворение снять с номера. Почему ваш автор в нем утверждает, что птицы обычно улетают на Запад? Политически это ошибочно". Помню, мои старшие товарищиколлеги пытались объяснить вошедшему товарищ), что это всего лишь ионический образ. Но неожиданный визитер был непреклонен. Рифмованный опус пришлось с номера, конечно же, снимать. Потом еще и наш главный редактор получила по полной программе.
Помню,  спросил  тогда коллег:   "Кто   это?"    "Представитель ЛИТО, то есть цензор", с раздражением ответили мне."А,   это   как   когда-то    было   во времена Пушкина, Некрасова", пронеслось тогда в моем со­всем политически незрелом сознании.
Но уже через месяц понял, что времена великих русских поэтов — цветочки по сравнению с эпохой социалистического реализма. Нам, журналистам, строжайше запрещалось упоминать, к примеру, названия заводов, хотя бы частично работавших на оборонку. И потому, готовя отчет о комсомольском пленуме, написал такие строки: "На трибуну вышел бригадир одного из молодежных коллективов одною из предприятий, расположенного па севере рес­публики". Правда, потом здорово получил от главного за это "удачное" предложение.
Вообще журналистика во все времена была прекрасна тем, что дарила встречи с известными людьми. В 70-е годы к нам в город зачастил популярный в ту пору ансамбль "Самоцветы". Естественно, встретиться с музыкантами этого сентиментального ВИЛ считалось тогда для журналистов, провинциальных особенно, пределом профессиональных мечтаний. Повезло мне. И вот мы сидим в холле гостиницы "Кыргызстан" с руководителем "Самоцветов" Юрием Маликовым. Я спрашиваю его: "Какая песня в репертуаре вашего ансамбля самая популярная, наверное, "Мы строим БАМ?". Артист посмотрел на меня как-то очень странно и затем произнес: "Да если бы не такие песни, худсовет вообще не разрешил гастролировать. Но ты этою не пиши". Я, конечно же, не написал, но потихоньку стал понимать, что и у них, популярных артистов, далеко не все гладко и сладко.
А потом уже мы стали негодовать по поводу статьи "Рагу из  синей птицы» в «Комсомолке». В ней беспощадно критиковалась революционная по тем временам "Машина времени".
В эпоху перестройки мы действительно стали прозревать и наконец поняли, что современная музыка не ограничивается сладкоголосыми "Самоцветами", есть исполнители намного талантливее. Как в нашей стране, так и за рубежом.
После 1991 года мы шагнули, нет, сиганули в другую эпоху. Но почему-то все больше при­хожу к мнению, что попали из огня да в полымя. Раньше было почти все нельзя. Теперь почти все можно. Можно смело на­звать расположение воинской части, фамилию ее командира, никто не будет тебя ругать, ес­ли напишешь, что на Иссык-Куле испытывают торпеды, а в Кара-Балте люди занимаются урановым производ­ящим. Об этом журналисты со­ветских времен даже мечтать не имели права.
Но вот в начале 90-х годов, когда дочка была маленькой, по­мню, спросила меня, показывая на обложку яркого журнала в обычном газетном киоске: "Папа, а почему тетя голая?". "В банк» собирается", брякнул я ей. Ну а что еще можно было объяснить ребенку? Не говорить же про демократию, свободу  слова и свободу выбора.
И опять немного об эстраде.  как же без нее. родимой? Все понимаю. Пришли, скажем, "эротические" времена. И на сцене поют и скачут полуобнаженные певички. Пусть. Опять же, красивые тела, яркое, эффектное зрелище. Все понимаю. Единственного не могу понять — почему многие певцы не могут  взять и двух нот? Даже черт с ними, с текстами. Например, такими: "Ты изменила мне два раза, зараза". Может, какая-то подвыпившая компания и по вторит это "глубокое поэтическое  произведение".  Но отсутствие голоса у этих звезд эстрады сильно раздражает . Шептуны, пискуны у микрофона — это. знаете ли. нонсенс. Вы можете себе представить учительницу математики, которая не знает, сколько будет дважды два? Я лично — нет. Почему кто-то считает, что, имея деньги, можно раскрутить бездар­ность и на ней делать еще большие деньги?! И почти всегда после прослушивания таких звезд вспоминается мое интервью с лидером "Самоцветов" Юрием Маликовым. Сегодня те цензоры, или, как это у них было, у музыкантов, члены худсо­ветов, ни за что бы не выпустили на сцену безголосых артистов.
Жаль, конечно, что в нашей стране еще не могут снимать сериалы, но может, это и к лучшему. А то такое бы настряпали. Российское "мыло" уже нет сил смотреть. Странно, неужели в этой стране не осталось кинема­тографических, телевизионных критиков? Помнится, в "Советском экране" неудачные фильмы бомбили так, что и режиссерам, и артистам еще долго икалось. И, если вдуматься, критика в основном была по делу.
Рискую этой статьей вы­звать гнев читателей. "Не нравится — не смотри, — скажут они. — Переключи на другой канал". Попробуйте, опять же нарветесь на другую многосерийную жвачку. Ну нем у меня возможности подключиться к кабельному телевидению, и что теперь телевизор продавать?
Никого не хочу ни обижать, ни осуждать. Только требую, как покорный налогоплательщик, уважения и своих прав. Для любителей "клубнички" должны быть открыты свои магазины. Пусть гуда захаживают и приобретают, что хотят. Есть же у нас в городе один специализированный магазин с различными товарами интимного характера, пусть там и журналами "веселыми" торгуют. Кто против?
Я убежден: государство обязано прятать порнографию от детей. В противном случае мы не воспитаем здоровое в моральном плане поколение. Нужны фильмы и для домохозяек, обожающих "телемыло". Но, наверное, все это должно быть дозирование И, наконец, совершенно непонятно, почему я должен в прайм-тайме любоваться безголосыми певцами? Несправедливо.
Да, и сегодня нужен цензор. Не тот, кто запрещал бы птичкам лететь на Запад, а тот, кто имел право отделять теле- и музыкальную шелуху от благодатных зерен.
И в книгоиздании сейчас творится полный беспредел. Найдет какой-нибудь графоман спонсора и начинает гнать серии книг о "смертельном убийстве'", предложил наивным читателям 1000 и один способ быстрого обогащения, выдаст миллионы рецептов от смертельных заболеваний и для привораживания женихов. Думаете, все это безобидное чтиво? Если бы! Ведь у человека теряется воля, вера в собственный разум. Но нет сейчас людей, которые могли бы поставить барьер этому не очень честному бизнесу. Есть, правда, один способ уберечь молодые мозги души от духовного ширпотреба — при­вивать детям любовь к искусству. Но и с этим у нас напряг. Раньше почти в каждой школе действовали драмкружки и почти ежедневно в театрах бывали школьники. Сейчас служители Мельпомены почти и не вспоминают об учениках, а ученики, естественно, за редким исключением, не знают, что такое театр. А ведь можно было водить на театральные представления (как раньше!) целые классы. И цены на билеты для школяров необходимо бы сделать пониже. Ничего страшного! Аншлагов все равно в этих храмах искусства не наблюдается.
Теперь упрек нашему уважаемому Минкульту. Почему талантливых российских артистов приглашают только частные фирмы? Неужели 10-20 тысяч долларов для наших господ чиновников такая неподъемная сумма? Если нет бюджетных средств, нужно привлекать спонсоров. Ведь в стране наблюдается жуткий, просто тенящий от пустоты культурный вакуум. А свято место пусто не бывает. И недавние события в Ноокатском районе — тому свидетельство...
Нужен цензор еше и по другой, наверное, самой важной причине. Почему на отечественные экраны допускаются фильмы, восхваляющие армии чу­жих государств? Ежу понятно: чем больше мы любим иностранных солдат, тем меньше уважаем своих. Скажите, в чех же США есть фильмы, рассказывающие о подвигах российских или китайских бойцов? Даже сама эта мысль кажется смешной и нелепой. А мы. выходит, пипл, который все схавает.
Впрочем, мы даже не пипл... В данном случае требуется слово покруче.

Вячеслав АНИКИН.
Газета «Вечерний Бишкек».