Владимир Познер о журналистике, блогерстве и о том, когда он завершит карьеру

Владимир Познер в эксклюзивном интервью поделился c корреспондентом BNews.kz своим мнением о современной журналистике, блогерстве и о том, когда он завершит карьеру. 

— Владимир Владимирович, как вы думаете, каково место современной журналистики сегодня? 

— Никакого отличия нет от того, что было вчера, позавчера или что будет завтра. Я говорю о том, что сегодня в России есть журналисты, но, по сути дела, нет журналистики. Есть отдельно взятые люди, да, но журналистики, отдельно взятой как таковой профессии, как влияющей силы, нет. Это не только в России, я говорю и о той стране, которую прилично знаю. Роль всегда одна и та же. Роль журналистики… Она определена и довольно узка. Это — обращать внимание общества на проблемы.

— Как вы относитесь к современным тенденциям журналистики? Сейчас очень активно любят говорить, что журналисты по большому счету не нужны, что есть «твиттеряне», блогеры, «фейсбучники»…

— Очередной вздор. Все это чепуха полная. Это опять-таки люди, которые плохо в этом понимают. Блогеры — это не журналисты, это не профессия. Блогеру зарплату не платят, пенсию не платят и так далее. Это человек, который в свободное от работы время высказывается в интернете. И пожалуйста, это его право. Я ничего против этого не имею, но это абсолютно не журналист.

Он не несет никакой ответственности. Что хочет, то и пишет. Иногда интересно, зачастую – нет. Очень часто это желание показать себя: «Вот смотрите, мол, какой я крутой!», обратить на себя внимание. Поэтому для меня совершенно понятно, что эти люди совершенно не ставят себе задачи просветить, показать проблему во всем объеме. Они ставят задачу выразить свое мнение, а как раз это не журналистское дело. Не журналистское дело выражать мнение. Ну, может, если ты комментатор и все такое. Но в принципе журналистское мнение это довести информацию. Я все время это подчеркиваю.

Дайте людям возможность узнать, что происходит, и они, эти люди, получив информацию, не дезинформацию, а информацию, постепенно составят свое мнение. Они же не просят вам сказать какое у вас мнение, то есть они могут попросить, но в этот момент вы уже не журналист, когда вы начинаете говорить: «А я считаю…» Ну и считай себе на здоровье, это твое право. А Твиттер и «твиттеряне», как вы говорите, и все прочие — это просто выражение мнений. Ну и, конечно, то, что их пытаются, в частности, в России, сейчас лимитировать, приравнять к СМИ тех, кто популярен, тех, у кого от 3 тысяч и более посещений в день. Но человек, во-первых, не может быть средством массовой информации. СМИ — это телевидение, радио, печать.

— Насколько правильно брать в роли источника информации, чей-то аккаунт в Твиттере или в Фейсбуке?

— Неправильно!

— Если это политик или чиновник?

— Если какой-то политик высказался каким-то образом в своем блоге и так далее, если это не фейк. Ну конечно можно сослаться и сказать: «Вот Иван Петрович в своем блоге написал то-то и то-то». Для чего он написал? Для того, чтобы прочитали. Чтобы ознакомились. Вот вы ознакомились, и это может быть повод.

— А как вы относитесь к фейкам? 

— Как неизбежность, к сожалению это один из недостатков телевизора, вернее интернета. Их нельзя поймать.

— Вы не раз говорили, что журналистика для вас — это не профессия, а образ жизни, как думаете, гражданские журналисты, блогеры смогут «подвинуть» в будущем профессиональных журналистов?

— Когда-то давно в советское время очень модно было говорить, что когда-нибудь художественная самодеятельность вытеснит профессиональных актеров. Было совещание в Министерстве культуры. Министром была Екатерина Фурцева, которая собрала выдающихся актеров МХАТА и прочих. И как раз говорила о том, как постепенно народная самодеятельность вытесняет актеров и т.д. И когда она закончила и спросила, есть ли вопросы, народный артист Советского Союза Борис Николаевич Ливанов встал и сказал: «Да, у меня есть вопрос. Скажите, Екатерина Алексеевна, если вам надо будет пойти к гинекологу, вы пойдете к любителю или к профессионалу?» Скандал был, конечно, серьезный. Но он выразил существо.

Журналистика — это профессия. Есть гражданская дипломатия, понимаю. А, например, есть ли гражданская медицина? Что, если человек будет делать операции, не имея медицинского образования? Не думаю. И вообще, само слово «гражданская журналистика» — это не журналистика. Я пытаюсь все это объяснить. Благодаря интернету, поразительной штуке, любой человек, и не важно, какое у него образование, какие у него взгляды, кто он, что он, может выразить свое мнение. Здорово! Я — за! Но это не имеет к журналистике вообще никакого отношения. Поэтому, конечно, я не согласен.

— Сегодня телевидение больше ориентировано на развлечение, ваши передачи и документальные фильмы — это одни из немногих серьезных ТВ-представителей аналитических жанров, как думаете, как современного зрителя увлечь аналитикой, не заставлять думать, а предлагать размышлять вместе с ведущим?

— Когда он смотрит такие программы, он и размышляет. В этом может быть сила и в этом же слабость. Потому что ныне телевизионное руководство убеждено, что большинство людей не хотят такого. Они хотят, чтобы их развлекали, они не хотят, чтобы их заставляли думать, сопереживать, сочувствовать и т.д. Поэтому такие программы идут очень поздно, для элиты. А плебс, его надо кормить сериалами. Развлекательными программами, пускай даже высокого качества. Но это все другое. Кроме того, считается иногда не справедливо, что для коммерческого телевидения рейтинг — это самое главное, то конечно рейтинг какого-нибудь сериала, боевика в принципе всегда будет выше, чем рейтинг такой программы. И поскольку у нас телевидение в мире в основном коммерческое, то этот процесс происходит. Но вот этот тренд, как ныне говорят, он именно таков. Что жалко, потому что на самом деле людей отучают думать.

— Но ведь аналитические программы могут быть популярными, они ведь существуют? ВВС делает шикарную документалистику, это ведь пользуется спросом. Или все-таки «развлекуха» дает больше? 

— ВВС имеет 4 канала и у них есть канал, который похож немножко на наш канал «Культура». И там идут замечательные документальные фильмы. Но не надо забывать вот о чем. ВВС — это общественное телевидение. Пока что об этом, наверное, не говорили, но это телевидение, которое не зависит от власти и не зависит от рекламы. Это телевидение, которое было создано вслед за общественным радио в начале 30-х годов, и которое содержится в Англии за счет налогов. Эти налоги платит каждый гражданин Великобритании, у которого есть телевизор. И неважно смотрит он ВВС или не смотрит. Раз у него есть телевизор, он платит в год 90 фунтов. Если у него 2 телевизора, то он платит 180 фунтов. У меня дома 6 телевизоров. Я платил 540 фунтов. И эти деньги идут прямо на счет ВВС и никуда больше. Телевидение содержится на эти деньги и не зависит от рекламодателя, а потому не очень беспокоится о рейтингах. Ему не надо продавать рекламное время и оно, согласно созданным законом, не сильно зависит от власти. Такое телевидение существует примерно в 50 странах мира. Самая крупная телевизионная сеть в Японии — NHK — это общественное телевидение. В Германии ARD — общественное телевидение. Наши общественным телевидением не являются, поскольку его генерального директора назначает президент. Зависимость от власти самая прямая.

— Скажите, можно ли было бы создать общественное телевидение, но с финансированием из республиканского бюджета?

— Это такие темы, если их обсуждать, надо их знать. Вот смотрите, Канада. Там есть общественное телевидение. Там целиком это телевидение финансируется из бюджета. Это вписано таким образом, что на содержание общественного канадского телевидения выделяется не менее определенного процента от ежегодного государственного бюджета. Не менее. Это очень важно. Потому что это значит, что никто во власти не может сказать: «Смотрите, будете такое показывать, мы снизим вам (финансирование – прим.авт.)». Это раз. И второе: прописан закон, в котором говорится, что власть не имеет права влиять на содержание этого телевидения, снимать или назначать его работников. При этом власть в виде налогов, в виде бюджета, вернее, содержит это телевидение — это тоже может быть. В разных странах есть разные хитрые способы содержания общественного телевидения. Была бы воля. Другое дело, что в России такой воли нет, и поэтому сделали очередной государственный канал.

— Вас, как ТВ-мэтра, наверняка просят поделиться с профессиональными секретами. Раскройте, как вам удается столько лет удерживать зрителя? 

— (Пожимает плечами и смеется). Я правда не могу, это не кокетство. Откуда я знаю? Ну видно, что-то у меня получается такое. Я не могу вам ответить на этот вопрос. Наверняка это связано с моими некоторыми способностями. Я думаю это связано с тем, что я очень люблю свою работу. И что она мне дико интересна. Но так детально рассказать — я не знаю.

— А вы хоть раз обманывали своего зрителя? 

— Когда я был пропагандистом, то каждый день. Это было время, когда я работал в Гостелерадио СССР и занимался пропагандой. Я непреднамеренно врал, но я многого не говорил. И, конечно же, пытался показать Советский Союз только позитивно. Ну и, следовательно, я считаю, что врал. Может быть именно поэтому, именно потому, что я это осознаю и признаю и публично даже сказал об этом, может быть, поэтому я смог вот так решительно изменить свой путь что ли. Потому что, когда я понял что я не верю и не хочу, что я говорю неправду, что не могу больше работать так, я ушел. Ушел в никуда. И поклялся себе, что никогда не буду работать на начальство. Если мне удастся работать вообще, то я буду работать на свою аудиторию. Что у меня других интересов не будет. Так что с определённого времени могу сказать полной ответственностью, что я вообще ни в чем и никогда не обманывал своего зрителя.

— Может это и есть секрет? 

— Может быть. Хоть и все говорят: «Да там такой высокомерный в отношении к зрителю», я считаю, что зритель порой даже не сможет объяснить почему, но мозжечком чувствует, когда человек искренен, а когда отбывает номер. Это поразительная вещь, но это так. Может быть, зритель чувствует, что я пытаюсь быть с ним совершенно откровенным и не говорю неправды никогда. Может быть.

В общем, я никому сейчас не рекомендую стать журналистом. Это не то время. Никакой радости, никакой гордости от того, что вы делаете в профессии, у вас не возникнет.

— А что делать тем, кто уже стал?

— Терпеть. Или уйти из профессии. Что дико трудно.

— Очень трудно…

— Да. Или терпеть. А что делать. Терпеть. Делать свое дело настолько хорошо, насколько можешь. Линкольн, который является моим любимым политическим деятелем, он как-то сказал: «Если бы я должен был читать не то, что отвечать на все письма моих недоброжелателей, впору было бы закрыть эту контору. Я буду делать все, что я могу пока могу. И если в итоге окажется, что я был прав, то все слова моих критиков и моих хулителей не будут означать ничего. Но если то будет другим, то десять ангелов, поющих мне славу, тоже ничего не изменят». Месседж очень очевидный — делай свое дело, делай его так, что тебе не было стыдно. Что еще можно сказать, я вообще считаю, что это самое главное, чтобы каждый человек делал то, что он делает и, чтобы ему не стыдно было бы за это. Я, конечно, считаю, что можно. Хотя в журналистике сегодня дико трудно. Дико трудно. Я думаю, что у вас, наверно, труднее, чем в России.

— Вы говорите, что нужно либо терпеть, либо уходить из профессии. А сколько вы сами еще планируете пробыть в журналистике? 

— Терплю. Это зависит от того, насколько я буду чувствовать, что я могу продолжать работать. А я могу продолжать работать до тех пор, пока я не почувствую, что я начал изменять себе. Этот компромисс меня уже компрометирует. Тогда я уйду. Я не знаю, когда это будет. Я надеюсь, что это не скоро будет. Но я к этому готов.

— Спасибо за беседу!