На журналистку Znak.com Екатерину Винокурову активисты Национально-освободительного движения требуют завести уголовное дело о клевете после вопроса на президентской пресс-конференции. О беспрецедентной реакции НОД, реальной помощи Профсоюза журналистов и будущей книге про российскую внутреннюю политику журналистка рассказала Лениздат. Ру.

— Когда на пресс-конференции Владимира Путина вы задавали вопрос о нападении активиста НОД на фотографа «Коммерсанта» Давида Френкеля, вы ожидали, что может быть такая реакция?

— Мы все еще не знаем, кто, что и куда подал. На вопросы г-н Федоров отказался отвечать, при этом он отрицает существование всем известного ролика (видеозапись, на которой активист НОД нападает на Давида Френкеля. — прим. Лениздат. Ру), который ему даже вроде бы показывали.

— Вы считаете себя защищенной в этой ситуации?

— Когда я отбираю информацию, то стараюсь внимательно формулировать вопрос, чтобы, с одной стороны, в нем не было хамства, с другой — чтобы была фактура. С Френкелем я ориентировалась на тот самый видеоролик и на то, что должной реакции правоохранительных органов не было. К тому же потом вышел материал в «Коммерсанте», где активист Тимур Исаев — прямо сказал, что журналист получил по заслугам — фактически дал признательные показания на своих же коллег по движению.

— Вы всегда задавали резонансные вопросы на пресс-конференции Путина. Уже были случаи, чтобы это приводило к подобным последствиям?

— Наоборот, как правило, исход был позитивным. Например, когда я задавала вопрос о зарплатах в госкорпорациях, через некоторое время правительство распорядилось обязать глав корпораций раскрывали свои доходы. Правда, «Роснефть» добилась для себя исключения. Но чтобы люди вместо того, чтобы исправлять ошибку, начали бы давить на журналиста — такого я вообще не припомню, даже в регионах.

— Ваши вопросы когда-нибудь поднимали какую-то бурную реакцию лично против вас в соцсетях?

— В этот раз сразу после вопроса нодовцы начали писать в мои аккаунты в соцсетях персональные оскорбления, угрожать, был просто шквал сообщений. Я тогда не стала ничего делать, решила, что люди просто в ярости. А сейчас думаю, может быть, и зря. Потом они начали кампанию против моего издания, написали заявление в ОБЭП, что Znak.com якобы иностранный агент, хотя мы вообще СМИ, а не НКО, да и иностранного финансирования не получаем. ОБЭП, кстати, внезапно оказался очень отзывчивым органом и сразу начал нас проверять.

— Подождите, а какие они основания вообще нашли для такого заявления?

— Да не было никаких оснований. Их логика такая: раз вопрос президенту был про НОД, значит, проплачен ЦРУ.

— Как вы выбираете, о чем именно задать вопрос президенту?

— Надо понимать, что в вопросы все же попадает то, что случилось ближе к концу года. Я стараюсь взять частные резонансные кейсы, из которых можно сделать общие выводы. Например, Путин постоянно говорит, что у нас прекрасно работает следствие и суды, а вот пример того, что это не так. К тому же это возможность точечно повлиять на конкретные истории.

— О какой общей тенденции говорит история с Френкелем?

— Дело в том, что в том году было такое доброе, примиренческое послание президента Федеральному собранию. И внезапно после этого резко обостряется агрессия ультраконсевативного фланга. Был такой диссонанс, что я решила об этом спросить. Кроме того, журналист все-таки должен чувствовать настроения в обществе, а мне кажется, что сейчас как раз актуален вопрос: действительно ли президент управляет своими подчиненными или же его слушают, кивают, а потом делают все по-своему?

— Вы активно участвуете в жизни нового Профсоюза журналистов. Как на ваш взгляд должен выглядеть идеальный профсоюз?

— Во первых, я выступаю за то, что он не должен быть комитетом по этике, их и без нас хватает. Во-вторых, меня бесконечно печалит и даже раздражает в профессии склонность к постоянным публичным «разборкам», которые случаются по многу раз за неделю и со стороны выставляют цех в негативном свете. Хочется, чтобы мы были «один за всех и все за одного», как бы пафосно это ни звучало.

— Хорошо, это общие слова, а если говорить о конкретике?

— Профсоюз еще и про защиту трудовых прав. У нас все очень плохо с трудовыми договорами. Например, в договоре часто прописывают часы работы с 10 до 18. Понятно, что профессия не предусматривает постоянную работу в редакции, журналисты ходят на пресс-конференции, встречи. И часто редакция, чтобы уволить неугодного журналиста, записывает ему прогулы, хотя человек отлучался по работе. Много и других проблем. Мне бы хотелось, чтобы журналисты сами боролись за свои права, и профсоюз бы им в этом помогал.

— Но что он фактически может? Может официально высказать позицию на своей странице в Facebook. Хорошо. Что еще?

— Мы сотрудничаем с юристами, наша группа занимается разработкой трудовых договоров, в том числе и для фрилансеров, которые могли бы стать типовыми, рекомендованными. Наши юристы консультируют людей, которых незаконно увольняют, и работодатель иногда выплачивает все компенсации, как только узнает об этом. Иногда — после того, как журналист показывает подготовленные нашими юристами документы и обещает подать в суд. Это очень успешное направление.

— Официальные союзы журналистов с такими задачами справляются?

— Если говорить о Союзе журналистов России и московском союзе журналистов, то об их правозащитной деятельности ничего не известно. Был смешной эпизод, когда в марте 2016 года Госдума «без объявления войны» приняла поправки о введении на избирательных участках журналистской аккредитации. Тогда я поехала на медиафорум ОНФ и накануне встречи со спикером Госдумы Володиным столкнулась в коридорах с Всеволодом Богдановым из СЖР. Поговорили, он согласился, что проблема серьезная. Я предложила: давайте я публично задам вопрос, а вы меня поддержите, чтобы было ясно, что журналисты против. Он сразу сник, сказал, что это очень-очень сложная тема, очень-очень сложный вопрос, и растворился.

— Недавно в соцсетях осуждали вашу дружбу со спикерами и журналистами различных политических взглядов. Как на ваш взгляд должны выстраиваться профессиональные отношения?

— Конечно, я придерживаюсь позиции, что с источниками нужно держать дистанцию. Но дело в том, что некоторых активных в политическом пространстве людей я знала до того, как они пришли в политику. С этим бывает очень тяжело, потому что я могу по-человечески очень плохо относиться к тому, что делает то или иное ведомство, или к тому, как человек голосовал, но он нужен мне как источник. Бывало, что мы на месяцы переставали общаться с некоторыми людьми, но потом отношения восстанавливались. Такие кейсы я не считаю нарушением этики.

Я считаю, что это мое частное дело, с кем мне дружить, общаться и к кому ходить на дни рождения. Например, на Западе просто нет этого постоянного обсуждения, кто с кем провел вечер. Я считаю, что, во-первых, есть граница личной жизни. Во-вторых, то, что я кому-то подала или не подала руку, не делает меня плохим человеком. Если человек совершил что-то, что в моем понимании переходит «красную черту», мы с ним перестаем общаться раз и навсегда. Но если человек начинает меняться к лучшему, то я считаю, с ним обязательно нужно общаться и поддерживать в нем это хорошее.

— Почему вы вообще пришли в политическую журналистику?

— Это вышло случайно. Я всю жизнь мечтала писать о моде. Но я из небогатой семьи, мои родители преподают в МГУ, что не было хорошим заработком в конце 90-х. Я пошла в пиар, потому что им можно было зарабатывать деньги. И вдруг к 25 годам поняла, что у меня хорошая карьера, перспективы и мне хочется повеситься. Время от времени я рассылала слезные письма в редакции, умоляла дать мне шанс, никто не отвечал. А однажды сидела в кафе и увидела пост Айдара Бурибаева, который стал редактором отдела новостей «Газеты. Ру», о том, что он готов работать с людьми без опыта. Я ответила, он приехал в кафе через час, рассказал, что платить будут очень мало, обещаний никаких нет, но если я хочу — могу пойти новостником. Так я попала в «Газету. Ру». Без опыта он взял и Сергея Смирнова, который сейчас стал главредом «Медиазоны».

— А поворот на политику когда случился?

— Я больше хотела уйти в отдел «Общество», но в какой-то момент мне сообщили о вакансии парламентского корреспондента. Поэтому я всегда говорю, что журналист не выбирает профиль работы. Очень редко бывает, чтобы тебя спросили: «А о чем же ты, дорогой, хочешь писать?» Тебе просто дают шанс, и ты пытаешься его использовать.

— Какой был самый трудный период в профессии?

— Был тяжелейший личностный период осенью 2013 — осенью 2014 года, когда я ушла из «Газеты. Ру», потому что не доверяла новому руководству. Ушла в маленький, недавно открытый Znak.com, главное — екатеринбургский. Московские журналисты обычно не работают на региональные издания, они считаются «осетриной второй свежести». И было очень тяжело после «первой свежести» оказаться даже не второй, а десятой. Это был безумно тяжелый период, когда каждому ньюсмейкеру приходилось объяснять, что издание у нас небольшое, но вот скоро мы наберем вес и при этом я-то хорошая, я умная, поговорите со мной. Но это дало хороший запас прочности на будущее, а наше издание действительно набрало вес.

— Вы специальный корреспондент, пишете на те темы, которые вам нравятся. Куда дальше развиваться?

— Хочу написать книжку про устройство российской внутренней политики и ее влиянии на характеры и судьбы людей, которые в ней вращаются. Но так как не хочу прощаться с профессией, то не могу «опубличить» очень многое из того, что знаю. Пока я решила написать художественное произведение, где могу поменять имена, персонажей, какие-то обстоятельства совмещать, какие-то разводить, но при этом отразить общую историю.

— Что радует и огорчает вас в сегодняшней российской журналистике в целом?

— С одной стороны, мы видим, что случилось с крупными холдингами. То, что они спокойно публиковали в 2014 году, в 2017 они публиковать не будут, и это огромная печаль. Хотя я бы не хотела ни про кого говорить гадости, потому что хорошо отношусь к людям, которые там работают, и потому что всех этих склок и дрязг уже какое-то неприличное количество. Но есть и хорошие новости: развиваются великолепные нишевые проекты, например «Медиазона» или «Такие дела». Потому что туда уходят люди, которым душно в крупных изданиях. А что касается гадостей и подлостей — я думаю, они есть в любой стране мира, и пусть те, кто их совершают, прикрываясь журналистской корочкой, оставят это на своей совести.

Беседовала Катерина Яковлева

Источник: https://lenizdat.ru/articles/1147370/