Алексей Волин: «У журналистики нет задачи спасения души — за этим надо идти в церковь»

Заместитель министерства связи и массовых коммуникаций РФ Алексей Волин побывал в Белгороде и встретился с руководителями местных телерадиокомпаний, а затем приехал к студентам факультета журналистики госуниверситета. Но разговаривало с ним, в основном, руководство вуза и журфака. С ними у Волина явно возникли разногласия.

«Он является человеком, определяющим идеологию средств массовой информации в России», — громко представила Алексея Волина студентам первый проректор НИУ «БелГУ» Татьяна Балабанова.

Замминистра сразу выразил надежду, что встреча не станет «лекцией с записыванием в тетради», но в следующие два часа студенты задали ему всего четыре вопроса — вместо них активничало руководство вуза в лице первого проректора Татьяны Балабановой и руководство факультета журналистики в лице и. о. декана Светланы Ушаковой и бывшего декана, профессора Александра Короченского. Но в начале Алексей Волин выступил со вступительным словом.

— Ситуация, которая складывается сегодня, ведёт к тому, что готового профессионала, который выходит со студенческой скамьи и сразу идёт работать, просто нет. Это связано с тем, что в медиаиндустрии произошли достаточно большие изменения. Первое касается того, что достаточно долгий отрезок времени готовились узкие специалисты. Сегодня СМИ обрели абсолютную мультимедийность. Если вы приходите работать в крупное, даже в среднее СМИ, у него есть печатная версия, сайт — не очень дорого сегодня благодаря интернету запустить интернет-радиостанцию, интернет-телестудию, не обязательно со стопроцентным full-time вещанием. Целый ряд СМИ совершали ошибку, пытаясь создавать полноценную студию и «шарашить» 24 часа телевидение. А телесюжет имеет смысл у потребителя только тогда, когда зритель по иному кроме картинки воспринять информацию не может.

Часовое статичное интервью даже с очень крупным ньюсмейкером бессмысленно. Видео должно быть только в том случае, если без видео нельзя обойтись. Никогда не делайте то, что не нужно — потребителю должно быть удобно, быстро и доступно получить информацию.

Разделение специальностей на гуманитарные и технические тоже начинает уходить в прошлое. Журналист, который не является IT-шником, веб-дизайнером и средней руки технарём, сегодня мало востребован хотя бы в силу того, что не сможет подготовить материал, для этого ему нужны определенные знания.

Также в нашу жизнь проникает так называемая конвергентная журналистика. Меняется рынок потребления. Потребителем информации становится не только пользователь, но и его приёмное устройство, причём у одного и того же пользователя могут быть разные приёмные устройства. Конвергентная журналистика — это журналистика, которая учит, что формат новости для этого устройства (Волин поднимает телефон — прим. ред.) должен отличаться от новости для этого устройства (Волин поднимает планшет — прим. ред.), потому что у них разный экран.

Умирает ли при этом бумага? Нет, не умирает. Она никуда не денется по двум причинам: в силу консерватизма определенной части населения, которая не хочется переходить на электронные СМИ, и потому, что есть ряд вещей, которые на бумаге выглядят лучше. И вообще, если мы берём в более широком виде рынок контента, то медиа сегодня — это и книги, и компьютерные игры.

Убивает ли появление электронных книг бумажные книги? Нет, не убивает. Потому что литература на уровне Дарьи Донцовой может легко перейти в электронку, а подарочные издания, коллекционные издания, альбомы по искусству — они будут здесь (на бумаге — прим. ред.). Luxury-журналы останутся на бумаге, глянцевые журналы тоже. Более того, бумага даст то, чего не сможет дать экран — активное ощущение, игру с размером, шириной. Бумага точно останется и в детских книжках, потому что очень важно воспитывать у ребёнка тактильные ощущения.

Такая ситуация уже была с киноиндустрией — тогда она «села» и «задумалась», что может предложить такого, что нельзя сделать при помощи видеомагнитофона. Кино превратилось в часть индустрии развлечений, потому что кинокомплексы стали монтироваться в большие торговые центры, а самое главное — киноиндустрия ответила Dolby surround’ом и 3D. То же самое с бумагой — бумажные медиа будут существовать и развиваться только в том случае, если они ответят теми форматами и способами, которые невозможно передать за счёт цифры и электронки.

Зачем я рассказываю это? У вас изначально должен быть достаточно широкий кругозор в понимании рынка, на который вы выходите. А сомнений в том, что вы выходите на рынок, у вас не должно быть никаких — причём вы выходите на двойной рынок: с одной стороны — на рынок СМИ, с другой — на рынок труда с достаточно жёсткой конкуренцией, где никто не собирается заниматься благотворительностью. Любой издатель или любой главный редактор будет брать вас на работу с единственной целью — чтобы вы увеличили капитализацию того издания, которым он руководит.

То, что вы делаете, обязательно должно быть интересным потребителю. Это основа журналистики. Причём это то, что отличает сегодня журналистику от блогерства. Ведётся множество дискуссий, есть ли будущее у СМИ, потому что есть блогерство и каждый сейчас может сам донести свою мысль. Но есть два обстоятельства: во-первых, не у всех она есть, во-вторых, не все умеют это профессионально и качественно делать. И конкурентное преимущество журналистики — это профессиональное донесение мысли и ответственность за слова, которые написаны.

В этой связи мы специально занимаемся направлением «Медиаграмотность». До относительно недавнего времени считалось, что любая информация, которую получает человек, делает его сильнее, конкурентоспособнее, лучше и интереснее. Поэтому задача была собрать любую информацию, какой бы она не была. Сегодня это изменилось — человек живёт в условиях переизбытка информации. Её больше, её сложно разделить на соответствующую и не соответствующую действительности, и мы всё больше сталкиваемся с ситуацией, когда наряду с правдивой мы сталкиваемся с фейковой информацией и дезинформацией.

«Медиаграмотность» направлена на то, чтобы различать верифицированные источники от неверифицированных. Когда вы покупаете йогурт, первое, что вы делаете — смотрите срок годности йогурта. Первое, что должен сделать потребитель — посмотреть, что является источником сообщения. Если это сомнительный источник, то его надо перепроверять.

Воспитание безопасности детей в сети тоже простое — детей невозможно не пустить в сеть. Попытки не допустить интернет в школу, запретить детям пользоваться мобильными устройствами — это заявления некоторых экзотичных представителей структур, отвечающих за воспитание, выражающих энное количество бредовых идей, призывающих просто остановить технический прогресс. Нельзя остановить технический прогресс! Нельзя не допустить контакта ребёнка с негативной информацией — это примерно то же самое, чтобы поставить задачу не дать ребёнку увидеть, что написано на заборе. Ребёнок видит, что там написано, но должен правильно на это реагировать. То же самое в отношении поведения в сети — ребёнок должен понимать, что нужно общаться только с теми, кого знаешь; что за фотографией красивой девочки или спортивного мальчика может скрываться совсем не то, что есть на фотографии.

И последнее — это воспитание у всего населения России качества, которое должно воспитываться у каждого журналиста — никому не верить, всё проверять. Вы должны быть скептиками, и все должны быть скептиками. Никому никогда не верьте. Прочли, проверили, сопоставили — только тогда человек не превращается в объект для манипулирования.

Работу вам надо начинать искать уже сегодня. Ситуация, когда человек заканчивает университет и выходит без работы, для него некомфортна. В этом смысле есть хорошая и плохая новости. Плохая в том, что никто особо студентов не ждёт, и рассчитывать, что за вами будут стоять в очереди, не стоит. Хорошая в том, что любой индустрии всегда требуются бесплатные рабочие руки. И если вам хочется чего-то в этой жизни достичь, то начинать надо с того, что приходить в редакции и говорить: «Здраствуйте, я Вася Иванов. В принципе, я ничего не умею и очень хочу работать. И я понимаю, что на данный момент на рынке труда я стою „ноль“. С этим понимаем я готов начать у вас учиться».

Сразу предупреждаю, как бывший работодатель, что человек на месяц мне неинтересен — я месяц только буду его обучать. Я буду отвлекать людей, сам отвлекаться — для меня это затраты. Но если ко мне приходят на полгода, я понимаю, что за месяц-полтора я его обучу, а затем окуплю время и деньги. А после этого, если он себя хорошо зарекомендует, то я воспитаю себе нового молодого и перспективного сотрудника. Не получится — возьму следующего. Но такой приход — это шанс. Совершенно необязательно, что он приведёт к результату, но если этим шансом не воспользоваться, точно результата не будет.

— Очень отрадно отметить, что всё это вписывается в стратегию обучения наших журналистов, — радостно заметила и. о. декана журфака Светлана Ушакова. Она рассказала, что каждый четвёртый-пятый в зале — практикующий студент направлений «пиар» и «журналистика», «в которых заинтересован работодатель».

— Честно говоря, я являюсь категорическим противником того, что пиарщика можно воспитать отдельно, — заметил на это Волин. — Пиарщик, который не проработал на той стороне и не знает, по какой технологии работают СМИ, хорош только для того, чтобы подойти к факсу и отправить пресс-релиз. Если человек хочет эффективно заниматься пиаром, он должен прекрасно знать, как устроен процесс на той стороне.

— Вот у нас Александр Петрович как раз ввёл термин «пиарналистика!» — указала Ушакова на бывшего декана факультета Александра Короченского.

— Происходит гибридизация, — вступил в разговор профессор. — Теряется самое главное качество журналистики — поиск, нахождение и предложение публике информации об окружающей среде. Возникает вопрос — зачем выпуски новостей делать, если они пиаром забиты? Доверие публики страдает, сокращается эффективность СМИ как инструмента влияния. Когда нужно повлиять, выясняется, что публика не очень верит. А ещё меня в своё время ругали за то, что у нас «происходит анархия» — студенты ходят по редакциям и предлагают себя на практику.

— Министерство связи и массовых коммуникаций такую анархию поддерживает! — рассмеялся Волин. — Что касается смешения, я не согласен. Задача и журналиста, и пиарщика в том, чтобы правильно подать нужную информацию. Копипаст продать нельзя. Следовательно, пиарщику тоже надо производить качественный контент — причём это может быть и оригинальная фактура, и авторская подача. Но если мы говорим о подаче, то мы должны четко понимать: точка зрения Андрея Колесникова (специальный корреспондент ИД «Коммерсантъ», исполнительный директор «Коммерсантъ-Холдинга», главный редактор журнала «Русский пионер» — прим. ред) мне, как читателю, интересна, потому что это Андрей Колесников. Точка зрения Васи Иванова мне неинтересна — мне совершенно всё равно, что думает Вася Иванов. Он сначала должен стать Андреем Колесниковым и «властителем дум», а потом уже вести свою колонку. До тех пор я хочу, чтобы он находил оригинальную информацию и правильно её упаковывал.

А какие-то традиции, конечно, будут уходить. И надо будет идти за пользователем, предлагать продукт. Журналистика — это бизнес.

— Если пользователь его «подопускает» в район плинтуса, мы должны тоже до плинтуса идти? — уточнил Короченский.

— Ну, слушайте, если пользователь не хочет покупать булочку с маком, а хочет покупать кулич? — ответил замминистра.

— Потребности вырабатываются, воспитываются…

— У журналистики нет задачи формировать потребности, нет задачи спасения человеческой души — за этим надо идти в церковь. Какая нахрен социальная роль журналистики?

— Что вы такое говорите? — вмешалась первый проректор Татьяна Балабанова. — Пока студенты думают над вопросами, скажу я. Сегодня мне кажется, что СМИ стали дирижёрами и властителями человеческих душ. Александр Петрович прав — если по «Культуре» показывают умное, заставляющее думать, и есть возможность по НТВ посмотреть «Ты не поверишь», где кто-то с кем-то спит, то, к сожалению, часть народа начинает уходить туда, понимая, что думать — это труд.

Если сегодня СМИ не будет нести идеологического момента (то будет плохо — прим. ред.). И на мой взгляд на нашем факультете журналистики мы должны говорить: «Люди, ваша задача государственная, и если вы будете идти вслед за низменными хотелками, то у нас капец обществу будет».

— Предположить, что наше общество пережило монголо-татар, Наполеона и Гитлера и загнётся от передачи «Ты не поверишь», мне кажется неправдоподобным, — спокойно ответил Волин. — У нас есть самые разные передачи — каждый находит то, что ему нравится. Слава богу, в большом городе 20 каналов можно принять, в небольшом — десять.

Это, знаете, как часто бывает, встречаешься с каким-то депутатом и начинается «а вот… !». Я спрашиваю, что такое. Он говорит, представляете, ввожу в своём компьютере невинное словосочетание в поиске, а он мне выкидывает ссылки на порнуху. Я товарища огорчил и объяснил, что его система в поиске компьютера подстраивается под то, что он запрашивал ранее, — улыбнулся Волин.

— Ну вы согласны, что СМИ формируют идеологию? — стояла на своём Балабанова.

— И потребности потребителя! — шёл в атаку по другому флангу бывший декан.

— Мы очень часто пытаемся те вещи, которые должны делать мама с папой, переложить на СМИ. Если мы рассчитываем на то, что родители могут ничего не делать, а телевизор и газета всё сделает за них, то это ошибочный подход. Говорить о том, что мы воспитываем людей, у которых должен быть государственный подход к СМИ — неверно, потому что рынок труда будет у них не только государственный, но и частный. И когда они придут в частное СМИ и скажут, что у нас государственный подход, владелец скажет: «Да я на ваш государственный подход (клал — прим. ред.) — я вам деньги плачу».

— Ну и что? — искренне не понимала проректор.

— За свои деньги желаю получить то, что я хочу. Человек, который платит, заказывает музыку. Если ваше представление о прекрасном не совпало с представлением одного работодателя, у вас есть шанс найти другого работодателя.

Другое дело, что, конечно же, в Белгородской области значительное количество СМИ ассоциировалось с местной администрацией. С нашей точкой зрения, это является определённым «корёжением» рынка, но с учётом бедного рекламного рынка — единственным способом сохранения СМИ, потому что на чисто коммерческих условиях сегодня в области никто не выживет, — заметил замминистра.

— А если ограничить рекламу в государственных СМИ и позволить ей переходить в негосударственные? — уточнили у него.

— То есть вы хотите, чтобы председатель ВГТРК и главный редактор «Российской газеты» взяли топор и пришли вас убивать? Потому что вы тогда, во-первых, посадите государственные СМИ на бюджет, во-вторых, вы сделаете совершенно не конкурентоспособными.

Сегодня государственное СМИ понимает, что чем больше народа его будет читать, то тем больше там будет рекламы и тем больше денег они заработают. Как только вы их оставляете на голимом бюджете, им становится совершенно всё равно, читают их или нет, и ровно через год мы окажемся в ситуации, что вы, как государство, платите деньги СМИ, а его никто не читает. И вы бабки «палите».

— У них есть госзаказ! И они должны его качественно выполнять.

— Это надежда на то, что они будут руководствоваться высшими побуждениями, а люди существа корыстные, ленивые, вороватые…

— Жадные и завистливые! — подсказала Волину проректор.

— Поэтому человек должен иметь материальный стимул — постоянно и ежедневно. Тогда он становится честнее, благороднее, у него отрастают волосы…

— Самые благородные тогда у нас олигархи, — недовольно заметил Короченский.

Замминистра оставил его реплику без внимания.

— Но ведь министерство должно отражать государственную политику и радеть за идеологическое состояние общества в том числе? — вернула разговор в прежнее русло Балабанова.

— Идеология государственная запрещена законом, — возразил замминистра.

— Недавно наш президент…

— Вы говорите про национальную идею.

— Когда был комсомол, была идеология! И должна быть! — указывала Волину проректор.

— …и страна «гикнулась», рассчитывая на идеологию. А теперь живём без неё и нормально развиваемся, — подмигнул студентам замминистра.

— Мы живём знаете как?! Я скажу последнюю фразу, — пообещала Балабанова, позже, конечно, не сдержав обещание. — Есть фармацевты и фармакологи, которые, разрабатывая лекарства, разрабатывают параллельно и часть микробов, провоцирующих болезни. Тем самым точно обеспечивают прибыль и говорят, что делают лекарство. Вот и журналисты сегодня как те фармацевты — с одной стороны лечат, а с другой… Ведь министерство должно за государственную политику беспокоиться, а частные СМИ сами должны как-то жить. Или вы в министерстве теперь обо всех беспокоитесь?

— В Конституции Российской Федерации закреплено равенство всех форм собственности, а задача министерства в создании конкурентоспособных СМИ, независимо от того, государственное оно или частное. Если государственное СМИ не конкурентоспособно, оно должно умереть.

— А контент вы отслеживаете? — поинтересовалась Балабанова.

— Нам не интересно содержание контента — его отслеживает потребитель.

Другой вопрос, что заказы региональных СМИ на финансирование не всегда составлены достаточно корректно. Мы сегодня уже об этом говорили — я не понимаю, почему из бюджета области надо платить деньги за освещение деятельности губернатора или правительства, когда это является информационным поводом и должно освещаться за бесплатно. Мы являемся противниками подхода, что вообще не надо платить, и считаем, что деньги надо выделять, но на программы для детей, здоровый образ жизни, борьбу с наркотиками, пропаганду спорта, внимание к проблемам инвалидов. А администрация и губернатор точно найдут способы без денег о себе рассказать — это же главные ньюсмейкеры области. Каждый их чих должен быть интересен, потому что от этого чиха зависит благосостояние тех людей, которые живут на территории Белгородской области.

Шёл второй час встречи, студенты продолжали «думать над вопросами». Александр Короченский интересовался, где можно в интернете увидеть всех истинных владельцев СМИ — «публика должна знать, кто стоит за изданиями».

— Пожалуйста, реестр, — предложил Волин.

— И объясняется там, кто стоит за названием фирмы?

— Опять-таки, журналистское расследование заключается в том, чтобы выяснить, кто учредитель, «пробить» его, потом «пробить» учредителя этого учредителя и так далее. Надеяться на то, что кто-то должен сделать за вас работу — это не интересно.

— Я думал, что государственный орган должен предоставить информацию…

— Кому?

— Гражданам России, которые обязаны знать, кто их информирует!

— У граждан России есть отличная возможность читать или не читать то, что им нравится или не нравится. А вот кто владеет газетой «Коммерсант», большинство россиян и так знает, а те, кто не знают, те и не особо переживают.

Студентам наконец предложили задать вопрос, но их очередь заняла уже и. о. декана Светлана Ушакова.

— Какое место иностранный капитал занимает в структуре медиарынка?

Волин объяснил, что после принятия закона об ограничении иностранного владения российскими СМИ «практически никакого».

— Мы совершенно не собирались вмешиваться в бизнес этих компаний. Законодатель хотел лишить возможности вмешиваться в редакционную политику и оказывать политическое влияние — он совершенно не хотел лишить возможности иностранцев зарабатывать на российском рынке.

Затронули и тему российского ТВ.

— Российские сериалы намного более востребованы, чем зарубежные. Российский рынок — единственный в Восточной Европе, где рейтинги больше, чем в зарубежном телевидении. Вы сравните рейтинги «Первого канала» и Discovery. Если мы говорим про рынок СНГ, то в бывших советских республиках доля «Первого» и «России» в разы превышает долю национального телевидения.

— Это последствия нашей идеологической советской системы! — в очередной раз заметила Татьяна Балабанова.

— Это не последствия советской системы, это является результатом конкурентоспособного контента, который сегодня производит «Первый канал», — отчеканил порядком разозлившийся Алексей Волин. — Потому что если «Первый канал» перестанет показывать «Голос» и будет два часа показывать выступление Леонида Ильича Брежнева или даже кого-то ещё, то он точно провалится по рейтингам. И не только в СНГ, но и в Российской Федерации.

— Можно вопрос от моей мамы? — продолжила бенефис проректор.

— Можно! — ответил замминистра.

— Ей 76 лет, она возмущена — говорит, Таня, что такое? По одному каналу показывают «Голос», по другому «Точь-в-точь». Я ей говорю: «Мама, расслабься». Но в чём цимес показывать в одно время практически одно и то же?

— Конкуренция. Каналы борются за деньги рекламодателей.

— Но ведь это одно и то же?

— Хорошая дочь, вместо того, чтобы мучать маму, купила бы маме видеомагнитофон, записала маме передачу и сказала: «Мама, не мучай меня!». Что делает хорошая, но ленивая дочь? Она выносит мозг министру связи и массовых коммуникаций!

— Это чтобы студенты понимали! — нашла оправдание себе «ленивая дочь».

— Я в прайм-тайм включаю один, второй, третий, четвёртый канал, везде сплошные убийства, — продолжил тему Короченский.

— Смотрите СПАС, — посоветовал Волин.

Бывший декан хотел возразить, но Ушакова попросила его успокоиться.

На 70-й минуте встречи слово досталось студентам: практикант «Мира Белогорья» поинтересовался, возможно ли открытие каналов или даже факультетов игровой журналистики.

— Это же всё рынок определяет. Если рынок понимает, что это интересно, он это делает. Полгода назад в министерстве создали специальную рабочую группу по игровой индустрии (а она в России очень своеобразная, потому что 95 процентов её уместилось у меня на журнальном столике). При этом мы являемся вместе с белорусами производителями одной из самых популярных игр мира — World of Tanks. Советские танки, когда есть возможность выбрать на каком танке играешь, во всех странах мира являются вторыми по популярности после национальных. А ещё мы посмотрели статистику переходов с World of Tanks на исторические сайты, посвященные Второй мировой войне — переходы исчисляются десятками миллионов. Люди, приходящие играть в танки, начинают расширять свой кругозор.

Патриотизм вообще должен быть осознанным. Мы не хотим манипулировать и делать из молодёжи патриотов — они будут плохими патриотами и очень быстро исчезнут. Поэтому наше стремление — это сознательный патриот, который критически ко всему относится, замечает, где хорошо и где плохо. Мы вообще считаем, что граждане России в массе своей — умные, грамотные люди.

— Вы же говорили, что они жадные и завистливые, — напомнил бывший декан.

— Умные и грамотные спокойно могут быть жадными и завистливыми, — парировал замминистра.

Следующий вопрос был от сотрудника журфака Евгения Малахова.

— Например, я хочу узнать какую-то информацию не только на российском сайте, но и на зарубежном. А доступ блокируется…

— Куда доступ блокируется?

— Ну вообще…

— Истина всегда конкретна. Куда у вас блокируется доступ?

Сотрудник молчал.

— Более того, большинство продвинутых пользователей находят пути, как обойти блокировки, — не дожидаясь ответа, сказал Волин. — Два часа назад мы «получили по голове» от Дмитрия Анатольевича, потому что он на встрече с деятелеми кино через Wi-Fi зашёл на заблокированный «Рутрекер».

— Я только вчера заходил на «Рутрекер»! — гордо заявил Короченский. — Я из интернета скачиваю программы, фильмы, которые мне интересны.

— А правообладателю заплатить? — спросил Волин и наигранно посмотрел вверх, словно стесняясь.

— Знания принадлежат народу, — сформулировал бывший декан.

— И эти люди… — покачал головой замминистра.

Ушакова перешла к «по-настоящему важному вопросу» о том, как поступать с покупкой материалов для обучения студентов, которые стоят денег, и нет ли возможности выделять гранты дна эти цели.

— Меня всё-таки периодически люди умиляют, — посмотрел на неё Волин. — Вы зачем создаете себе проблему там, где её нет? Рядом с вами сидит человек, который находит способы, как её решать. Он даже о своей бессмертной душе не переживает!

— Это я понимаю, но возможны ли какие-то схемы… — тактично попыталась продолжить тему Ушакова.

— Дать вам денег? Нет!

Последний вопрос задавала студентка Валерия Чирах, работающая в ИА «Бел.Ру».

— Вопрос о блогерах. Можно ли найти управу на тех, у кого немногочисленная аудитория, не тысячи человек, но они могут «вырасти» с какой-то негативной новости? Например, недавно был День православной молодёжи, и там выступала рок-группа. А блогер пишет, что это была провокация, там пели про наркотики, хотя на самом деле такого не было. В семь утра у этого блогера было десять просмотров, позже уже около тысячи. Будут ли бороться с такими блогерами?

— Вы предлагаете нам за каждым блогером бегать?

— Нет, не за каждым, но что должен сделать блогер, чтобы с ним разобрались?

— Чтобы разобрались, написать что-нибудь плохое про прокуратуру. А если серьёзно, то вопрос не в том, чтобы наказывать каждого блогера. Вы сталкиваетесь с определенной историей, надеетесь на существование некой стерильной среды, в которой не будет ничего плохого, но вы никогда не будете жить в такой среде. Вы живете в агрессивной среде и вы должны давать отпор — если вам это мероприятие дорого…

— Абсолютно не дорого!

— Если не дорого, то и хрен с ним, всё равно, что он пишет. А если дорого, то вы и ваши товарищи должны давать отпор тем блогерам, которые пишут что-то не то. В том числе и через троллинг этих же блогеров. Всё очень просто.

Встреча не могла просто так закончиться — проректор Балабанова поинтересовалась у замминистра, правильно ли то, что журфак должен готовить бюджетников для работы именно в государственных СМИ.

— Нет, не значит. Мы вообще не возражаем, чтобы на бюджет в журналистику не принимали совсем. Потому что мой опыт показывает, что когда человек заплатил за образование, то потом он более ответственно подходит к поиску будущей работы. Лично я, выбирая между IT и журналистикой, дал бы бюджет на IT. А в журналистике они все хотят быть звёздами, вот и пусть доплатят немного.

— Не все могут, — обиженно заметил Короченский.

— А столько и журналистов не требуется, — отрезал Волин и, довольный, отправился в музей-диораму.

Владимир Корнев

Источник: http://planetasmi.ru/myposts/comments/43772.html