Айдос Сарым: У нас не хватает смелости признать очевидную смерть журналистики

Очередные поправки в закон, регулирующий работу журналистов, вызвали волну критики со стороны политологов и журналистов. По мнению политолога Айдоса САРЫМА, предлагаемые изменения не выдерживают серьезной критики.

Премиальный декаданс

— Айдос, на прошлой неделе страна отметила День журналистики или, как там правильнее, день работников информации и связи. Каким был этот день для вас? Он еще что-нибудь да значит?

— Мне лично кажется, что «день работников информации и связи» более всего соответствует тому, что раньше называлось «днем журналистики». Это более чем политкорректное определение.

— Даже так? А как же все эти многочисленные журналистские конкурсы, награды, премии?

— Знаете, это было бы смешно, если бы не было так грустно. Все это напоминает безбашенный ночной клуб, который днем смиренно подрабатывает ауызашарами и садака-асами. Многочисленные премии и конкурсы говорят, скорее, о декадансе и кризисе, нежели о расцвете журналистики. Когда многословно и хорошо говорят о людях? Скорее, на похоронах ведь, нежели при жизни. Вот и у нас так же. Между тем сколько-нибудь ярких медиа-событий в стране почти нет, новых имен не появляется.

— Все это звучит как-то обидно…

— Да, обидно, но это правда. Можно, конечно, порадоваться за некоторых коллег, но в целом ситуация более чем грустная. К тому же общий фон, общий контекст и законотворческие новации в сфере медиа тоже никак не обнадеживают.

— Это апокалипсис, ужас-ужас, конец света для журналистики?

— Если мы имеем в виду медиа-рынок, наличие разного рода СМИ, телеканалов, газет и сайтов, то все это, наверное, останется. Даже в таких грустных странах вроде Казахстана и России есть футбол как явление и вид спорта. Но кто скажет, что это зрелищно, ярко, красиво, запоминающееся? Это очень и очень убогое явление. Я уже давно шучу, что футбол — это игра, которая родилась между Лондоном и Манчестером и тоскливо умерла между Алматы и Атырау. Почему же у нас есть смелость говорить, что у нас нет настоящего футбола, но не хватает смелости признать очевидную смерть журналистики?

Хотя допускаю, что наши футболисты тоже считают, что они делают великое дело. С другой стороны, давно замечаю одну примечательную корреляцию: хороший футбол и хорошая журналистика — это явления, характерные для более или менее демократических обществ. И никакие космические бюджеты, никакие политические усилия неспособны изменить эту очевидную данность. Хороший футбол не получается даже у Китая, который, казалось бы, может найти сколько угодно талантов среди полуторамиллиардного населения!

Журналисты даже в борщ не могут плюнуть

— С этим, конечно, трудно спорить. Но давайте поговорим о законодательных новациях Министерства информации и коммуникаций.

— Хорошо, давайте попробуем.

— Вы сами многие годы работали в министерстве печати, администрации президента, входили в разного рода рабочие группы, хорошо знаете кухню законотворческой работы изнутри и извне. Как, вообще, в нашей стране рождаются законы о СМИ или поправки в них? Это реальная потреба медиа-сообщества или как? Что может стоять за нынешней инициативой министра Даурена АБАЕВА?

— На моей памяти, насколько я могу судить, был единственный случай, когда исполнительная власть выполняла заветы медиа-сообщества. Это было связано с необходимостью сохранить НДС для СМИ в начале нулевых. Эта мера, вне всякого сомнения, помогла выстоять многим СМИ в труднейшие для экономики страны годы.

Во всех остальных случаях все новации исходили сверху и исполняли волю политической власти, отражали видение власти на медиа-рынок и правила его существования в каждом конкретном отрезке времени и историческом моменте. У меня где-то в архиве даже есть копия листочка с рукописными пожеланиями главы государства, который в ходе своего отпуска передал через нашего министра некие пожелания к тому, какими должны быть изменения в законодательство.

В этой связи надо с прискорбием признать еще одну очевидность. В отличие от других отраслей экономики, медиа-сообщество — это такое сообщество, которое не имеет четко выраженных интересов и принципов. Точнее, интересы есть, но нет сколько-нибудь единой воли, которая могла бы артикулировать эти интересы, выработать незыблемые ясные принципы, некоей критической массы людей, способных их отстаивать в отношениях с властью.

Медиа-сообщество так и не стало сильным и значимым лобби. Были и есть, конечно, отдельные диссиденты, отдельные структуры, которые выражали профессиональный интерес, но либо не имели политического веса, либо же были ведомы и манипулируемы, с этими же целями и создавались. Например, все мы знаем, что те же металлурги или нефтяники являются мощным лобби, способными не только протолкнуть тот или иной закон, но и менять неугодных чиновников. Да и сами отраслевые министерства во многом являются продолжениями отраслевых интересов, считают главным в своей работе поддержку своих отраслей, примиряя их интересы с государственными.

— А почему медиа-среда не смогло создать свое лобби? В организациях и союзах вроде недостатка не было…

— Как мне кажется, проблема в генеалогии и этиологии того, что есть медиа-рынок Казахстана. По большому счету, в Казахстане нет медиа-рынка как рыночного явления. Ни один кризис в экономике не приводил к очищению рынка, к массовой смерти заведомо слабых игроков. Всегда брали верх политические аргументы.

К тому же, надо честно говорить, что во многих представителях медиа-рынка были живы атавизмы прошлого. Ленинские и большевистские слова о том, что журналисты — это «организаторы и пропагандисты», «солдаты партии», «бойцы идеологического фронта» как были, так и остаются системоорганизующими в понимании рынка и отношения к нему со стороны власть предержащих. А какие права, а тем более выраженные и отстаиваемые интересы могут быть у обслуги, по сути у официантов? Полагаю, что даже у официантов больше единства и солидарности, нежели у журналистов. Первые хоть плюнуть могут в вашу тарелку с борщом, если никто не видит.

Зуд законотворчества

— Но вернемся все же к нашим законам…

— Да, отвлекся, извините. Полагаю, что в данном виде нынешние поправки в законодательство отражают не волю медиа-сообщества, а понимание того, каким оно должно быть в представлении власти. Была создана приказом министра рабочая группа, которая состояла в основном из социально близких элементов. Были в ней, конечно, и те, кто представлял более независимые организации. Они выступали против, готовили свои варианты норм, но кто их готов был слушать? Все наиболее принципиальные для власти поправки в конечном итоге попали в тот законопроект, который был внесен правительством в парламент.

Небольшие непринципиальные редакции власть приняла, при общем подведении баланса она даже имеет моральное право говорить, что энный процент предложений гражданского общества был учтен. Гражданские активисты таким образом только узаконили и легитимизировали поправки министерства.

Представители гражданского общества, конечно, могли на любом этапе выйти из рабочей группы, но им всегда можно сказать: ребята, есть парламент, власть не монолит, вы еще можете поработать с депутатами, исправить ситуацию в стенах мажилиса или сената. Надежды ведь не только юношей питают, но и наших НПОшников. Грех не пытаться! Но поправить ситуацию без общей солидарности, без каких-то организованных, активных действий нереально. По слогам: не-ре-аль-но! А их нет и пока не предвидится.

Поэтому, полагаю, законопроект пройдет в том виде, в каком его внесли, плюс-минус несколько непринципиальных поправок. Если и есть надежда, то только на внешнюю реакцию.

— А что вы лично считаете наиболее неприемлемым и нежелательным в указанных поправках? Вы тоже согласны с мнением, что поправки являются очередной удавкой для СМИ и губят журналистику?

— Пожалуй, соглашусь! Главный подвох связан, конечно же, с нормой о том, что коммерческая и банковская тайны теперь будут приравнены к личной, семейной, врачебной тайнам! Если перевести все это на простой язык, будет следующее: если журналист или издание, например, опубликуют расследование, где укажут, что коррупционер перечислил деньги на такой-то счет, такой-то фирме, это будет означать нарушение закона и повлечет за собой серьезные санкции.

Это ставит крест на любом сколько-нибудь серьезном журналистском, антикоррупционном расследовании. Представьте себе журналиста, который перед публикацией каждого факта будет ходить к фигуранту расследования и показывать ему материал по частям! Это хорошо, если фигурант его примет и даст ему ответ в установленный срок. А если нет? А если начнет прятать концы? А если перепишет предприятие на другого? Ведь предлагаемый министерством срок ответа на запрос СМИ продлевается до двух недель! А за две недели можно одну компанию продать пять раз при наличии телефонного права и права высокого пенделя!

И пока все ответы будут получены, пропадет всякая мотивация, а главное — и всякие фактические основы и контекст расследования. Есть там и много других несуразностей, которые по сути малопринципиальны, не решают ни одной государственно значимой задачи, цели, но при этом затрудняют жизнь и работу журналистов. Например, мне совершенно непонятна новелла о том, что журналистов обязывают регистрироваться в МИДе, если ты выполняешь заказ иностранного СМИ. Это как? Вот ко мне вышел редактор зарубежного издания и просит написать разово статью про что-нибудь. И я буду должен идти в МИД, уведомлять? Какой смысл? В чем государственный интерес? В чем угроза государству? И таким макаром можно разобрать многие другие нормы. Многое не выдерживает критики, проверки банальной логикой.

— А чьи именно интересы стоят за этими законодательными, прости господи, «инновациями»?

— Мне кажется, все это называется законодательным зудом. Многое у нас попросту списывается с российских аналогов. Не знаю в силу ли глупости или в силу авторитарного pathdependence, авторитарной колеи. Полагаю, что это хороший повод взять у Даурена Абаева, если он на то согласится, добротное, глубинное интервью, провести полноценные дебаты на этот счет. Сейчас лето же, информационных поводов мало. А открытые дебаты, да еще и на телевидении, могли бы пролить свет на многие вопросы. И если аргументы министерства будут весомыми, убедительными, то я лично готов буду признать свою ошибку и буду агитировать за них.

Но если плясать от печки, от всего контекста, то такие поправки не способствуют тому, что мы называем модернизацией общественного сознания, сокращенно — модобсозу. Более того, они прямо вредят и саботируют усилия государства по обеспечению открытости и прозрачности госорганов, гласности решений. Такие законы позволят коррупционерам прятаться за ворохом законодательной мишуры, не будут способствовать росту расследовательской журналистики, увеличению журналистских расследований, а в конечном итоге — борьбе с коррупцией.

Развитие бизнеса, реальные инновации, конкуренция, повышение бизнес-активности граждан, высовобождение энергии общества завемо требуют свободы слова, свободы идей, общественных дебатов. Какой еще модобсоз (термин Вячеслава ПОЛОВИНКО, кстати, спасибо ему) без свободных дискуссий, без журналистских расследований?

На нынешнем этапе, если власть думает реально поддержать журналистику и медиарынок, надо заниматься не над созданием новых препонов и цепочек цензуры, а над раскрепощением СМИ, особенно государственных.

Нужна реальная демонополизация рынка, нужно развивать конкуренцию, увеличивать число политических дебатов на телевидении. Только это сможет сделать наше ТВ конкурентоспособным, интересным, смотрибельным. Вспомните, в середине и конце 90-х мало кто смотрел российские телеканалы! Мы в вечернее время крутили с одного канала на другой, чтобы увидеть, кто и как подает информацию, смотрели «Хабар», потом «31 канал», потом «КТК». Была ведь конкуренция между каналами в новостях! Это сегодня новости на каналах не отличаются друг от друга! Своей госполитикой мы сами толкаем наших граждан в обьятия других рынков, отворачиваем миллионы от телевизора и пропаганды как чего-то заведомо постыдного, грязного и нечестного.

Арестованная правда

— И еще одна новость прошедшей недели — создание Арманжаном БАЙТАСОВЫМ новой журналистской организации «Медиасоюз». Твое отношение к ней?

— Если честно, есть вопросы. Арманжан Мерекеевич сам жертва судебного произвола в деле с КАКИМЖАНОВЫМ. Его «Форбс» и ваш«Ратель» не самые слабые игроки на рынке! Кстати, у вас счета арестованы?

— Да.

— Вот видите, а вы спрашиваете, в чьих интересах эти поправки! А вы еще должны материалы удалить.

— Да, и опровергнуть.

— Смотрите, как смешно и грустно получется: вы должны опровергнуть то, что есть на самом деле. Или написать, что в действительности все иначе, чем на самом деле. То есть вы поставлены в идиотскую ситуацию.

Понимаете, никому из наших высокопоставленных вельмож совршенно не хочется, чтобы БЕНДИЦКИЙ, или МАРИЧЕВА, или ВОРОТИЛОВ расследовали, откуда у них такие возможности для шикарной жизни. Так, если Байтасов не может сам себя защитить, как он может защитить других?

На днях я на своей страничке в Facebook просил организаторов рассказать о целях и задачах нового медиасоюза, выразить свое мнение о новых законодательных поправках, об отношении к делам Сейтказы МАТАЕВА, Жанболата МАМАЯ. Что удивительно, ни один из подписантов, многих знаю лично и давно, не откликнулся. Но если ты приходишь на медиарынок, на политическое поле, ты просто обязан ответить на многие вопросы, в том числе перечисленные выше. Нельзя создать организацию с нуля, будто никакой истории и не было вовсе.

С другой стороны, я считаю, что появление любой сильной медиаорганизации — это благо, особенно если оно создается от корней, от почвы, а не является очередной астротурфинговой, паркетной структурой. Надеюсь, что очередная попытка создания единой, сильной медиаорганизации увенчается успехом.

Но опять же, в нашей стране достаточно быть последовательным пессимистом, и тебя рано или поздно назовут пророком. Но пророком или Кассандрой быть не хочется совсем. Хочется уже и позитива.

Источник: http://www.ratel.kz/raw/put_abaeva